Духовный кризис Толстого

Во второй половине 1870-х Лев Николаевич переживает мучительный духовный кризис, апогей которого наступает с окончанием написания "Карениной" и заканчивается созданием такого философского произведения как "Исповедь". Вот как сам Толстой описывает причину своего душевного расстройства:
Вопрос мой - тот, который в пятьдесят лет привел меня к самоубийству, был самый простой вопрос, лежащий в душе каждого человека, от глупого ребенка до мудрейшего старца, - тот вопрос, без которого жизнь невозможна, как я и испытал это на деле. Вопрос состоит в том: "Что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра, - что выйдет из всей моей жизни?»
Иначе выраженный, вопрос будет такой: "Зачем же мне жить, зачем чего-нибудь желать, зачем что-нибудь делать?" Еще иначе выразить вопрос можно так: "Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?»

В "Исповеди" Толстой правдиво и детально описывает весь ход своих размышлений, анализируя то, чем могут ему помочь в решении данного вопроса наука, философия или религия, и, разочаровавшись в каждом из этих ряде знаний, пытается понять себя самого. Найти ту истину, которая ближе его сердцу.
Самое интересное, что после духовного кризиса, мнения литературных критиков разделились на два лагеря. Одни из них, сказали, что великий литератор превратился в скучного проповедника своей веры и потерял всю свою литературную ценность, другие - что творчество писателя стало еще глубже и осмысленнее.
Летом 1909 года один из посетителей Ясной Поляны выражал свой восторг и благодарность за создание «Войны и мира» и «Анны Карениной». Толстой ответил ему: «Люди любят меня за такие пустяки, как  „Война и мир“. Это всё равно, что к Эдисону кто-нибудь пришёл и сказал бы: „Я очень уважаю вас за то, что вы хорошо танцуете мазурку“. Я приписываю значение совсем другим своим книгам!»
Скажу, что для меня "Исповедь" и другие произведения пост-кризисного периода (о которых мы поговорим в следующих статьях) стоят на ступень выше всех более ранних работ Толстого, даже, несмотря на то, что с одним принципиально-важным понятием, касающимся "воли", я совсем не согласен с Львом Николаевичем. Но именно эти произведения дают огромную "пищу" для размышлений на самую излюбленную и таинственную тему!
Людям, имеющим суицидальные наклонности и не умеющим (хотя бы временами) вести эпикурейский образ жизни, читать "Исповедь" не рекомендую.
Что еще важно упомянуть о влиянии духовного перерождения Толстого на последующее творчество - он  стал на позиции однозначно критического отношения к церковному вероучению, духовенству, официальной церковности. Публикация некоторых произведений Толстого была запрещена как духовной, так и светской цензурой.
"Сколько раз я завидовал мужикам за их безграмотность и неученость. Из тех положений веры, из которых для меня выходили явные бессмыслицы, для них не выходило ничего ложного; они могли принимать их и могли верить в истину, в ту истину, в которую и я верил. Только для меня, несчастного, ясно было, что истина тончайшими нитями переплетена с ложью и что я не могу принять ее в таком виде. Что в учении есть истина, это мне несомненно; но несомненно и то, что в нем есть ложь, и я должен найти истину и ложь и отделить одно от другого. И вот я приступаю к этому".
В феврале 1901 года Синод окончательно склонился к мысли о публичном осуждении Толстого и о объявлении его находящимся вне церкви. Было опубликовано "Определение святейшего синода", в которомТолстого официально отлучили от церкви.
В «Ответе синоду» Лев Толстой подтвердил свой разрыв с церковью: «То, что я отрёкся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрёкся я от неё не потому, что я восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить ему».
«Я не хочу быть христианином, как не советовал и не хотел бы, чтобы были браманисты, буддисты, конфуционисты, таосисты, магометане и другие. Мы все должны найти, каждый в своей вере, то, что общее всем, и, отказавшись от исключительного, своего, держаться того, что обще».

ЛЕВИН

Рядом с историей любви Анны и Вронского в романе показана совсем другого рода любовь Левина и Кити. Мне, вовсе, показалось, что  Левину и его размышлениям отведено не просто самое большое по объему место в книге Толстого, но и - по важности. Без этой сюжетной линии роман бы утратил всю свою силу (для меня так точно) и его трудно было бы назвать "русским". Так как Анна и Вронский - это символы европейского буржуазного сознания, которое врывается на просторы родины Толстого, символы своеволия и нигилизма, эгоизма и тщеславия.  Левин же собой представляет образ истинно русского человека, любящего труд, справедливость и (самое главное!) братский дух. Данный образ автор писал, несомненно, с себя самого. Приведу несколько доказательств тому:

- Толстой женился тоже на юной девушке (на два десятка лет моложе его), семья которой также была в реальности похожа на семью Кити. Более того, литератор признался жене в своей "испорченности", данная сцена описана не только в романе, но и в воспоминаниях Софьи Толстой;

- один из братьев Левина, Николай, погибает от рака легких, то же самое случилось и с братом Толстого;

- то, что Левин работал в поле вместе с мужиками, по-товарищески общался с ними и (даже!) разделял трапезу, было описано литератором в своих дневниках;

- начавшийся духовный поиск Левина - это крик души самого автора, который впоследствии (после написания романа) воплотился в "Исповеди";

- сама фамилия главного героя показывает на связь с именем автора.

 Основная идея Льва Николаевича, которая доносится нам через образ Левина - это идея "народная".Левин глубоко проникает в народную жизнь. Об этом рассказывает замечательная сцена косьбы на Калиновом лугу, а также беседа с Федором в последней части книги. В размышлениях Левина Толстым поднимается очень важное настроение переломной эпохи в Российской империи. Эпохи, когда крепостная реформа не принесла улучшения жизни крестьянам, эпохи, когда новые западные тенденции уничтожили веру в бога (соответственно и в царскую власть) в народе, эпохи, когда назревала Великая революция. Толстой стал ее предвестником, хотя, сам он этого никогда бы не пожелал. Он изображал образ "кающегося дворянина" (Левина), который видит несправедливое положение народа и чувствует, что он виноват, но он не призывает к революции. Когда Левин беседует с Сергеем (своим старшим братом) о сложившейся несправедливости, то тот ему предлагает: "так отдай  поместье своим рабочим, откажись от всего". Левин не соглашается с таким предложением, но говорит, что видит цель, хотя бы, в том, чтоб не усугублять положение крестьян и рабочих. То есть, если из 10 скошенных снопов сена девять отходят помещику, то надо пересмотреть такое несправедливое перераспределение доходов и добавить вознаграждение рабочему.

Еще одной важной проблемой, которой Толстой делится с нами посредством Константина Левина, является размышление над смыслом жизни и духовными началами человека. В этом состоянии духовной борьбы находился сам Лев Николаевич, когда писал роман. Именно с окончанием романа у Толстого в жизни и творчестве начинается новый период, период духовного кризиса и полное переосмысление идеалов, как личных, так и общественных.

Вот какими размышлениями Левина заканчивается роман:

Прежде я говорил, что в моем теле, в теле этой травы и этой букашки (вот она не захотела на ту траву, расправила крылья и улетела) совершается по физическим, химическим, физиологическим законам обмен материи. А во всех нас, вместе с осинами, и с облаками, и с туманными пятнами, совершается развитие. Развитие из чего? во что? Бесконечное развитие и борьба?… Точно может быть какое-нибудь направление и борьба в бесконечном! И я удивлялся, что, несмотря на самое большое напряжение мысли по этому пути, мне все-таки не открывается смысл жизни, смысл моих побуждений и стремлений. А смысл моих побуждений во мне так ясен, что я постоянно живу по нем, и я удивился и обрадовался, когда мужик мне высказал его: жить для бога, для души.

Я ничего не открыл. Я только узнал то, что я знаю. Я понял ту силу, которая не в одном прошедшем дала мне жизнь, но теперь дает мне жизнь. Я освободился от обмана, я узнал хозяина».

И он вкратце повторил сам себе весь ход своей мысли за эти последние два года, начало которого была ясная, очевидная мысль о смерти при виде любимого безнадежно больного брата.

В первый раз тогда поняв ясно, что для всякого человека и для него впереди ничего не было, кроме страдания, смерти и вечного забвения, он решил, что так нельзя жить, что надо или объяснить свою жизнь так, чтобы она не представлялась злой насмешкой какого-то дьявола, или застрелиться.

Но он не сделал ни того, ни другого, а продолжал жить, мыслить и чувствовать и даже в это самое время женился и испытал много радостей и был счастлив, когда не думал о значении своей жизни.

Что ж это значило? Это значило, что он жил хорошо, но думал дурно.

Он жил (не сознавая этого) теми духовными истинами, которые он всосал с молоком, а думал не только не признавая этих истин, но старательно обходя их.

Теперь ему ясно было, что он мог жить только благодаря тем верованиям, в которых он был воспитан.

«Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если б не имел этих верований, не знал, что надо жить для бога, а не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни, не существовало бы для меня». И, делая самые большие усилия воображения, он все-таки не мог представить себе того зверского существа, которое бы был он сам, если бы не знал того, для чего он жил.

«Я искал ответа на мой вопрос. А ответа на мой вопрос не могла мне дать мысль, – она несоизмерима с вопросом. Ответ мне дала сама жизнь, в моем знании того, что хорошо и что дурно. А знание это я не приобрел ничем, но оно дано мне вместе со всеми, дано потому, что я ниоткуда не мог взять его.

Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».

«Да, гордость», – сказал он себе, переваливаясь на живот и начиная завязывать узлом стебли трав, стараясь не сломать их.

«И не только гордость ума, а глупость ума. А главное – плутовство, именно плутовство ума. Именно мошенничество ума», – повторил он.

   

Бал у Бобрищевых, где всегда весело

Она видела, что Анна пьяна вином возбуждаемого ею восхищения. Она знала это чувство и знала его признаки и видела их на Анне – видела дрожащий, вспыхивающий блеск в глазах и улыбку счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы, и отчетливую грацию, верность и легкость движений.

«Кто? – спросила она себя. – Все или один?» И, не помогая мучившемуся юноше, с которым она танцевала, в разговоре, нить которого он упустил и не мог поднять, и наружно подчиняясь весело-громким повелительным крюкам Корсунского, то бросающего всех в grand rond, то в chaine, она наблюдала, и сердце ее сжималось больше и больше. «Нет, это не любованье толпы опьянило ее, а восхищение одного. И этот один? неужели это он?» Каждый раз, как он говорил с Анной, в глазах ее вспыхивал радостный блеск, и улыбка счастья изгибала ее румяные губы. Она как будто делала усилие над собой, чтобы не выказывать этих признаков радости, но они сами собой выступали на ее лице. «Но что он?» Кити посмотрела на него и ужаснулась. То, что Кити так ясно представлялось в зеркале лица Анны, она увидела на нем. Куда делась его всегда спокойная, твердая манера и беспечно спокойное выражение лица? Нет, он теперь каждый раз, как обращался к ней, немного сгибал голову, как бы желая пасть пред ней, и во взгляде его было одно выражение покорности и страха. «Я не оскорбить хочу, – каждый раз как будто говорил его взгляд, – но спасти себя хочу, и не знаю как». На лице его было такое выражение, которого она никогда не видала прежде.

Кити танцевала в первой паре, и, к ее счастью, ей не надо было говорить, потому что Корсунский все время бегал, распоряжаясь по своему хозяйству. Вронский с Анной сидели почти против нее. Она видела их своими дальнозоркими глазами, видела их и вблизи, когда они сталкивались в парах, и чем больше она видела их, тем больше убеждалась, что несчастье ее свершилось. Она видела, что они чувствовали себя наедине в этой полной зале. И на лице Вронского, всегда столь твердом и независимом, она видела то поразившее ее выражение потерянности и покорности, похожее на выражение умной собаки, когда она виновата.

Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести.

В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла на середину круга, взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити. Кити испуганно смотрела на нее, подходя. Анна, прищурившись, смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей руку. Но заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другою дамой.

«Да, что-то чуждое, бесовское и прелестное есть в ней», – сказала себе Кити.

АННА КАРЕНИНА

Наконец-то, дошли мы с вами до романа Льва Николаевича, который захватывает внимание читателя с первой страницы и не отпускает его до решительного финала. В этом произведении, я нашел всего лишь один недостаток - автор так и не высказал однозначной точки зрения, касательно нескольких основных проблем, поднятых в романе. Однако, недостаток является таковым с моей точки зрения, а по мнению литературной  общественности и критиков - это, наоборот, достоинство, так как читателю оставляют право выбора. Вот это самое право выбора и позволило нигилистам, в своё время (замечательно описанное Толстым), пошатнуть основы, веками устоявшихся, ценностей и традиций. Хорошо это или плохо, зависит от того, с какой стороны смотреть на истину.

"Анну Каренину" Толстой создавал, примерно, с 70-го по 77-й года. Перед этим романом появилось на свет еще одно фундаментальное и всемирно-известное произведение "Война и мир". Следует заметить, что после того как Лев Николаевич вернулся в Ясную поляну в середине 1861 года (после длительного Европейского турне), он полностью отдался двум занимающим его сердце вещам: литература  и женитьба. Именно первые пятнадцать лет после женитьбы - наиболее плодотворный период в творчестве Толстого.

Роман "Анна Каренина" написан мастерски по всем параметрам: литературный слог, завершенность характеров героев, детальное и точное описание того времени, удачное переплетение нескольких сюжетных линий, проблематика, философские суждения и т.д. Понимающему в литературе читателю достаточно познать  лишь это произведение из библиографии литератора, для того чтоб убедиться в гениальности автора.

"Сюжет романа - неверная жена, и вся драма, происшедшая от этого" - говорил Толстой в самом начале своей работы над романом. Именно этот сюжет и составил событийную, внешнюю сторону его книги. А внутренний смысл повествования вышел далеко за пределы его "семейной истории". Автор вводит параллельную линию жизни Левина, через которую он доносит большинство других (помимо семейно-светской проблематики) идей, волнующих его.

Анна и Левин - это, как раз, те основные герои романа, через диалектику психологических состояний которых, Толстой изображает  широту наших сердец, в которых любовь может превращаться в ненависть и наоборот. Духовные искания Левина  не в меньшей степени, чем нравственные страдания Анны, принадлежат истории души человеческой "Всё для себя" - так сложилась трагедия Анны. "Всё для других, ничего для себя" - та складывается история Левина. И Толстой считал, что оба эти решения возникают в человеке одновременно и существуют не то, что рядом, а "вместе", переходя в друг друга, "меняясь ролями"...

Образ Левина Толстой писал, несомненно, с себя самого. Более детально о Левине мы поговорим в другой статье.  Сейчас же хочется понять отношение литератора к Анне. Большую часть книги поступок Карениной изображается на контрасте "духовно-разлагающегося" общества. Которое, лишь, пытается сохранить красивой "обертку", придерживаясь общественно-напускных манер и приличий. Поэтому мы понимаем  и оправдываем искреннюю и смелую Анну. Также автор умело описывает все ее достоинства женщины, в то же время, подчеркивая недостатки Каренина, как мужчины (имею в виду - волевые и духовные качества). И более того, она всем сердцем любит Вронского, а Вронский любит ее (доказывает его попытка самоубийства).

Но в последних трех частях книги Лев Николаевич резко меняет вектор отношения к своей главной героине. Он сначала превращает в психически-неуравновешенного, а затем и вовсе душевно больного человека. Затем же бросает ее под поезд. Мало того, не только с чувством усталости от жизни, но еще и с ярко-выраженным окрасом гордости и "себялюбия". Она размышляет, примерно, так: "на зло ему (Вронскому), что бы он осознал, как не прав он был и какую женщину потерял. Что бы он мучился от этой утраты!"

Например, меня такая резкая перемена отношения автора к главной героине удивила. Уже после, размышляя над книгой и вспоминая эпиграф к роману (Мне отмщение, и Аз воздам), пришла мысль, что Лев Николаевич этаким трюком пытался показать, что существует некий природный закон возмездия за содеянные безнравственные поступки, который действует независимо от человеческой воли. Хотя, эту идейку надо бы еще, как следует, "обмозговать". 

В общем, друзья, читайте этот замечательный роман! 

Портрет для Третьякова

Павел Третьяков, известный московский собиратель картин, очень хотел, чтобы в его галерее были представлены портреты знаменитых писателей его времени, выполненные кистью русских художников. У него уже были портреты Достоевского, Тургенева, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, а Льва Толстого не было. И Третьяков просил художника Крамского поехать в Ясную Поляну.  "Прошу вас, - говорил Третьяков, - сделайте одолжение для меня, употребите все ваше могущество, чтобы добыть портрет".

Крамской поехал в Ясную Поляну. Это было осенью 1873 года. Как раз в эти дни Толстой работал над "Анной Карениной". Ему ни с кем не хотелось видеться и разговаривать. "Я как запертая мельница" - сказал он о себе в письме к одному из своих знакомых. Крамской не застал Толстого дома. Художнику сказали, что Лев Николаевич куда-то отлучился. Крамской пошел его разыскивать. Он спросил у работника, рубившего дрова:

- Не знаешь, ли, голубчик, где Лев Николаевич?

Работник выпрямился, взглянул на него внимательно и ответил:

- А вам он зачем? Это я и есть.

Так произошла встреча Крамского с Толстым. Сначала литератор отказывался позировать художнику. Но Крамской "употребил всё свое могущество" и все же уговорил его. И начались сеансы в яснополянском доме. Крамской работал сразу на двух холстах. Один портрет предназначался для семьи Толстого, а другой - для Третьяковской галереи.

"У нас теперь всякий день бывает художник живописец Крамской, - сообщала жена литератора своей сестре в письме, - и пишет два Лёвочкиных портрета масляными красками... замечательно похожи, смотреть страшно даже".

Многое поразило Крамского в облике и образе мыслей Толстого. Перед ним был уже не тот человек, который написал когда-то "Детство", "Казаков" и "Войну и мир". Художник почувствовал, что в Толстом происходит какая-то важная перемена. И ему удалось схватить выражение и общую атмосферу того времени, когда Толстой начинал работу над своим современным романом. В письме к Репину Крамской рассказывал о своих впечатлениях: "А граф Толстой, которого я писал, интересный человек, даже удивительный. Я провел с ним несколько дней и, признаюсь, всё время был в возбужденном состоянии. На гения смахивает..."

Что касается Льва Николаевича, то для него художник тоже стал находкой. Толстому нравилась его "очень хорошая и художественная натура". Он увлекся с ним беседами во время длительных сеансов. Они говорили об "избрании пути" в жизни и  искусстве, а "старых мастерах" и новом отношении к живописи, о правде творчества и просвещении народа. Эти беседы нашли затем отражение на страницах "Анны Карениной", особенно там, где изображен художник Михайлов.

Крамского поразила цельность натуры Толстого. Он понял, может быть, самую важную особенность эпического мышления автора "Анны Карениной". "Я помню удовольствие в первый раз от встречи с человеком, у которого все детальные суждения крепко связаны с общими положениями, как радиусы с центром, - пишет Крамской. - О чем бы речь ни шла... суждение поражало своеобразностью точки зрения".

Портрет Толстого, созданный в 1873 году в Ясной поляне, представляет собой пластическое, художественное выражение целой эпохи в жизни великого писателя. Перед нами автор "Анны Карениной", вполне сложившийся человек, полный раздумий о современности, о перспективах общественно-политического и экономического развития и, самое главное, о душе человеческой.

Э.Бабаев

Кавказские рассказы

Ознакомившись с дебютной автобиографической повестью великого писателя, переходим к разбору следующих произведений Толстого, соблюдая хронологию его творчества. 1852-1862 года для Толстого были богатыми на события и приключения. Первая половина их прошла в казармах, кроме того писателю довелось поучаствовать в Крымской войне, а вторая - в путешествиях по Европе. Лев Николаевич не имел достаточного запаса свободного времени для написания книг, поэтому этот период нельзя назвать плодотворным. За десять лет вышли следующие повести и рассказы: "Казаки", "Рубка леса", "Набег", "Поликушка", "Два гусара", "Три смерти" и "Утро помещика". При этом следует понимать, что если все эти произведения объединить в одной книге, то ее толщина будет немного меньше чем у книги "Анна Каренина". Давайте условно отнесём их в сборник Кавказские рассказы, так как большая часть этих рассказов создана под влиянием на Льва Николаевича военной службы на Кавказе (1852-1855).

Для  Толстого как писателя, для проблематики и поэтики его произведений характерно резкое противопоставление городской, светской и деревенской, близкой к природе жизни. При этом сам автор отдает предпочтение второй. Толстой поет своеобразный гимн природе и крестьянскому труду (труду на земле). Особенно важно отметить, что уже в своих ранних рассказах Лев Николаевич поднимает вопрос необходимости свободного труда на своей земле, пытаясь всеми возможными доводами обосновать право каждого человека на такую свободу труда и на землю (мы же с вами не забываем, что крепостное право в России было отменено, лишь, в  1861 году).

Удивляют пейзажные зарисовки Кавказа с его подлинной красотой и поэзией. Нигде еще не рисовал Толстой так детально целый день в жизни природы, весь ее естественный порядок и гармонию. Эти подробные описания не случайны, они заканчиваются кратким авторским заключением: "Природа дышала примирительной красотой и силой", которое сразу же наводит Толстого на одну из его излюбленных гуманистических мыслей:  "Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения или страсти истребления ему подобных? Всё недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой - этим непосредственнейшим выражением красоты и добра".

(Однако с этими мыслями Толстой переусердствовал, идеализировал для литературной красоты. Крокодил тоже красив, если на него смотреть издалека, а не плавать рядом с ним. Природа в себе может таить ужас. Вряд ли кто-то из жителей Помпеи в далеком первом столетии нашей эры восхищался красотой разбушевавшегося Везувия, извержение которого уничтожило несколько Римских городов. Так же и с людьми, в театре они - все красивые, даже нищие, от них не свербит и об их одежду невозможно запачкаться. Но это лишь спектакль, на который смотришь издали.)

В общем, долго разглагольствовать нет желания, буду краток. Меня совсем не вдохновили данные рассказы. Да простит меня Толстой, но скучновато и посредственно (имею в виду идею и смысловое наполнение. Сам же литературный стиль изложения - прекрасен, ему могут позавидовать многие писатели).

Единственный рассказ, который прочитал с наслаждением - "Утро помещика". Скорей всего потому, что он очень близок к моим недавним утопическим взглядам на общественное устройство и разочарованию в них.

После прочтения данного рассказа возникают вопросы: "Нужно ли стараться для людей сделать общество лучше, наладить их жизнь? Нужно ли им это? Готовы ли они трудиться и стремиться к прекрасному будущему?"

Самого же меня, удивил тот факт, что Толстой обратил внимание на данную "паршивую" природу человека, стоящую на пути к высокоразвитому "социалистическому" устройству общества,  в самом начале своей литературной карьеры. Поэтому мне самому хочется узнать, как же дальше будет эволюционировать его мысль.

Детство. Отрочество. Юность.

Замедленная съемка крупным планом - так, пользуясь современными понятиями, можно определить специфику художественного построения значительной части автобиографической трилогии.  Для того чтобы раскрыть диалектику души, всю сложность и текучесть мыслей, переживаний, чувств и оттенков чувств человека, Толстой очень внимательно вглядывается в движение души своего героя. Сорок одна глава понадобилась автору, чтобы рассказать только о шести днях из жизни Николеньки.

"Две лучшие добродетели - невинная веселость и беспредельная потребность любви" - таковы, по мнению Толстого главные особенности, определяющие отношение человека к миру и людям в детском возрасте. Все то, что могло бы нарушить светлый взгляд Николеньки на мир, нерассудочное и недоброжелательное отношение к людям, побеждается или любовью к нему его близких, или, наоборот, любовью самого Николеньки к тем, кто его окружает.

Опишем, к примеру, такой эпизод из "Детства". Николенька, возвратившись с охоты, решил нарисовать всё то, что он видел за прошедший день. Так как у него была синяя краска, то он очень живо изобразил синего мальчика верхом на синей лошади и синих собак. Но тут у него возникает вопрос: а бывают ли синие зайцы? Спросив об этом у отца и получив утвердительный ответ, Николенька нарисовал синего зайца, которого затем переделал в куст, потом вместо куста изобразил дерево, вместо дерева - облако, и так далее. А закончил Николенька тем, что с досады разорвал рисунок. Может показаться, что это случай - пример "микроскопического анализа ради самого анализа" или просто зарисовка быта детей в семье Иртеньевых. Вероятно, что всё-таки не так. Зададим такой вопрос: почему же Николенька не мог нарисовать синего зайца, если до этого он с легкостью изобразил синюю лошадь и синюю собаку? Просто потому, что когда Николенька со всей непосредственностью отдавался рисованию, процессу творчества, тогда перед ним не вставало никаких вопросов, но как только "включился" разум, анализ (бывают ли синие зайцы), непосредственность живого чувства была нарушена, и вместо удовлетворения от рисования возникли досада и раздражение.

Несколькими главами ранее Толстой описал игры детей, и это описание может послужить дополнительным комментарием к определенному эпизоду. Дети сели на землю и, вообразив, что они плывут на лодке, начали "грести". Только брат Николеньки Володя сидел неподвижно. Когда ему сделали замечание, он сказал, что от того буду ли они больше или меньше махать руками, ничего не изменится и они никуда не уплывут.  Все понимали, что Володя прав и с ним нельзя не согласиться. Но и согласиться с ним тоже было невозможно. Глава заканчивается таким вопросом: "Ежели судить по-настоящему то никакой игры не будет.А игры не будет, что же тогда останется?" Действительно, разум, логика подсказывают, что синих зайцев не бывает, что, сидя на траве и размахивая руками, никуда не уплывешь, а шапочка  и халат его учителя Карла Ивановича не так уж и привлекательны. Но в любви Николеньки к Карлу Ивановичу тоже есть истина, также как и в свободной игре воображения и непосредственности, с которыми он отдаётся своим детским фантазиям, рисованию, и, главное, желанию любить, нравиться и делать добро всем окружающим его людям.

Отрочество начинается у Николеньки с того, что он приобретает новый взгляд на жизнь, то есть, вдруг понимает, что в мире живет много других людей, они заняты своими делами и заботами и им нет никакого дела до Николеньки Иртеньева. Конечно, подчеркивает Толстой, Николенька знал это и до того, как приобрел новый взгляд на жизнь, но не сознавал, не чувствовал. Осознав себя как личность, Николенька научился не только на себя смотреть со стороны, оценивая свои чувства и поступки как бы чужими глазами, но и приобрел способность не так как в детстве, основываясь на любви, а чаще всего отчужденно-аналитически воспринимать окружающих людей. Если в детстве Николенька только на минуту усомнился в доброте и отзывчивости Карла Ивановича, а его халат и шапочка показались ему противными, то, теперь, в отрочестве, в "свете нового взгляда на жизнь" Карл Иванович кажется ему настолько странным и смешным, что он удивляется, как этого не замечал раньше. Если в детстве Николенька глубоко уважал бабушку и думал, что она любит его, то теперь видит, что дорог ей только как воспоминание о дочери. В этих наблюдениях Николеньки много правды и много ума, что чувствует и сам герой "Отрочества". Ум, способность рассуждать, исследовать - вот что кажется теперь основным для Николеньки. Ощутимые потери, которые несет Николенька в отрочестве - та глубокая радость любви, которую он испытывал в детстве.

В юности же Николенька постоянно с большим или меньшим успехом играет какую-нибудь роль. То влюбленного, строя свое поведение по схемам, вычитанным им из романов, то философа, так как в свете его мало замечали, а постоянной задумчивостью и уединением можно было скрыть свой неуспех, то роль большого оригинала. При этом он заглушает в себе естественные чувства, мысли и побуждения. Чаще всего он делает это потому, что хочет нравиться окружающим его людям, хочет, чтобы его любили. Он стремится быть таким, как все, как его отец, как старший брат, как товарищ старшего брата Дубков, перенимая привычки, правила, мысли людей своего круга. Но какую бы роль не играл Николенька в юности, как бы ни старался быть похожим на тех, для кого однажды выбранная роль стала второй натурой, он никогда не будет похож на большинство окружающих его людей. И прежде всего потому, что все они никогда не создавали нравственных правил и не мучились от того, что их не удается применить в жизни, а пользовались теми, которые были приняты в их среде и считались общеобязательными.

Постоянный самоанализ часто убивал непосредственность ощущений, но он же позволял Николеньке увидеть в себе то ложное, тщеславное, надуманное, что многие благополучные и довольные собою люди считали добродетелью. "Голос раскаяния и страстного желания совершенства был главным новым душевным ощущением в ту эпоху моего развития..." - подчеркивает автор-повествователь.

Поэтому читатель верит, что Николенька никогда не остановится в своих нравственных поисках. В конце трилогии он садится писать правила жизни, будучи твердо убежден, что уже никогда не сделает ничего дурного, ни одной минуты не проведет праздно и никогда не изменит своим правилам.