ЛЕВИН

Рядом с историей любви Анны и Вронского в романе показана совсем другого рода любовь Левина и Кити. Мне, вовсе, показалось, что  Левину и его размышлениям отведено не просто самое большое по объему место в книге Толстого, но и - по важности. Без этой сюжетной линии роман бы утратил всю свою силу (для меня так точно) и его трудно было бы назвать "русским". Так как Анна и Вронский - это символы европейского буржуазного сознания, которое врывается на просторы родины Толстого, символы своеволия и нигилизма, эгоизма и тщеславия.  Левин же собой представляет образ истинно русского человека, любящего труд, справедливость и (самое главное!) братский дух. Данный образ автор писал, несомненно, с себя самого. Приведу несколько доказательств тому:

- Толстой женился тоже на юной девушке (на два десятка лет моложе его), семья которой также была в реальности похожа на семью Кити. Более того, литератор признался жене в своей "испорченности", данная сцена описана не только в романе, но и в воспоминаниях Софьи Толстой;

- один из братьев Левина, Николай, погибает от рака легких, то же самое случилось и с братом Толстого;

- то, что Левин работал в поле вместе с мужиками, по-товарищески общался с ними и (даже!) разделял трапезу, было описано литератором в своих дневниках;

- начавшийся духовный поиск Левина - это крик души самого автора, который впоследствии (после написания романа) воплотился в "Исповеди";

- сама фамилия главного героя показывает на связь с именем автора.

 Основная идея Льва Николаевича, которая доносится нам через образ Левина - это идея "народная".Левин глубоко проникает в народную жизнь. Об этом рассказывает замечательная сцена косьбы на Калиновом лугу, а также беседа с Федором в последней части книги. В размышлениях Левина Толстым поднимается очень важное настроение переломной эпохи в Российской империи. Эпохи, когда крепостная реформа не принесла улучшения жизни крестьянам, эпохи, когда новые западные тенденции уничтожили веру в бога (соответственно и в царскую власть) в народе, эпохи, когда назревала Великая революция. Толстой стал ее предвестником, хотя, сам он этого никогда бы не пожелал. Он изображал образ "кающегося дворянина" (Левина), который видит несправедливое положение народа и чувствует, что он виноват, но он не призывает к революции. Когда Левин беседует с Сергеем (своим старшим братом) о сложившейся несправедливости, то тот ему предлагает: "так отдай  поместье своим рабочим, откажись от всего". Левин не соглашается с таким предложением, но говорит, что видит цель, хотя бы, в том, чтоб не усугублять положение крестьян и рабочих. То есть, если из 10 скошенных снопов сена девять отходят помещику, то надо пересмотреть такое несправедливое перераспределение доходов и добавить вознаграждение рабочему.

Еще одной важной проблемой, которой Толстой делится с нами посредством Константина Левина, является размышление над смыслом жизни и духовными началами человека. В этом состоянии духовной борьбы находился сам Лев Николаевич, когда писал роман. Именно с окончанием романа у Толстого в жизни и творчестве начинается новый период, период духовного кризиса и полное переосмысление идеалов, как личных, так и общественных.

Вот какими размышлениями Левина заканчивается роман:

Прежде я говорил, что в моем теле, в теле этой травы и этой букашки (вот она не захотела на ту траву, расправила крылья и улетела) совершается по физическим, химическим, физиологическим законам обмен материи. А во всех нас, вместе с осинами, и с облаками, и с туманными пятнами, совершается развитие. Развитие из чего? во что? Бесконечное развитие и борьба?… Точно может быть какое-нибудь направление и борьба в бесконечном! И я удивлялся, что, несмотря на самое большое напряжение мысли по этому пути, мне все-таки не открывается смысл жизни, смысл моих побуждений и стремлений. А смысл моих побуждений во мне так ясен, что я постоянно живу по нем, и я удивился и обрадовался, когда мужик мне высказал его: жить для бога, для души.

Я ничего не открыл. Я только узнал то, что я знаю. Я понял ту силу, которая не в одном прошедшем дала мне жизнь, но теперь дает мне жизнь. Я освободился от обмана, я узнал хозяина».

И он вкратце повторил сам себе весь ход своей мысли за эти последние два года, начало которого была ясная, очевидная мысль о смерти при виде любимого безнадежно больного брата.

В первый раз тогда поняв ясно, что для всякого человека и для него впереди ничего не было, кроме страдания, смерти и вечного забвения, он решил, что так нельзя жить, что надо или объяснить свою жизнь так, чтобы она не представлялась злой насмешкой какого-то дьявола, или застрелиться.

Но он не сделал ни того, ни другого, а продолжал жить, мыслить и чувствовать и даже в это самое время женился и испытал много радостей и был счастлив, когда не думал о значении своей жизни.

Что ж это значило? Это значило, что он жил хорошо, но думал дурно.

Он жил (не сознавая этого) теми духовными истинами, которые он всосал с молоком, а думал не только не признавая этих истин, но старательно обходя их.

Теперь ему ясно было, что он мог жить только благодаря тем верованиям, в которых он был воспитан.

«Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если б не имел этих верований, не знал, что надо жить для бога, а не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни, не существовало бы для меня». И, делая самые большие усилия воображения, он все-таки не мог представить себе того зверского существа, которое бы был он сам, если бы не знал того, для чего он жил.

«Я искал ответа на мой вопрос. А ответа на мой вопрос не могла мне дать мысль, – она несоизмерима с вопросом. Ответ мне дала сама жизнь, в моем знании того, что хорошо и что дурно. А знание это я не приобрел ничем, но оно дано мне вместе со всеми, дано потому, что я ниоткуда не мог взять его.

Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».

«Да, гордость», – сказал он себе, переваливаясь на живот и начиная завязывать узлом стебли трав, стараясь не сломать их.

«И не только гордость ума, а глупость ума. А главное – плутовство, именно плутовство ума. Именно мошенничество ума», – повторил он.