Видимо, два с половиной дня
общего труда пробудили в Сергее Владимировиче доверие ко мне, и он
соизволил заговорить. Хотя, скорее,
основной причиной, развязавшей ему язык, стал совершенно случайный инцидент. До
этого, я всегда свой стул ставил со стороны его левой руки, а в этот раз
умастился справа от него, таким образом, что он своим боковым зрением скользил
по левому полушарию моего лица.
- Откуда у тебя такой огромный
шрам? - он спросил вполголоса, медленно отчеканивая слова. Наконец-то его
взгляд был направлен на меня, он с ужасом рассматривал красную змейку в
полсантиметра шириной, соединяющую мой висок с подбородком. Как он раньше не
замечал ее? Неужели он до такой степени не обращал на меня внимания? Впрочем,
неважно. Получилось просто замечательно, что я умудрился в этот день поставить
стул с другой стороны.
- Упал, - мои губы искривились в какой-то
грустной ухмылке.
- С чердака? - вопросительно
посмотрел седой старец, при этом, не шевельнув ни единой жилкой на лице, и в
его интонации тоже не произошло никаких изменений.
- Хуже, - я выждал театральную
паузу и продолжил, - выпал с окна квартиры пятого этажа.
- Окна мыл? - если бы старик
задал этот вопрос с улыбкой и тоном удивления, я бы мог подумать, что он шутит,
но его облик по-прежнему оставался
каким-то отрешенным не только от юмора, но и в целом от мира.
- Нет, - глубоко вздохнул я,
вспоминая момент своего безумия. Мне показалось даже, что далекие отголоски
той лихорадки начали доноситься из архивов моей памяти. Я сделал еще один
глубокий вдох, словно гася жар нарастающий внутри. Наверное, старик заметил
отражение ужаса в моих глазах, и решил больше не задавать вопросов. Он медленно
вернул свою голову в привычное положение, вновь уставившись безразличным
взглядом на пасущихся в поле разноцветных коров. Стадо и впрямь могло похвастаться
цветовой гаммой. Кроме стандартного набора черных и белых окрасок, соединенных
в различных комбинациях, были и коричневые, и золотистые, и даже практически
оранжевые коровы, во всяком случае, так казалось в разлившемся солнечном
сиянии. Однако, фиолетовых "милок "точно не было. Я понял, что для
продолжения беседы мне придется самому изложить историю своего падения и
открыться своему апатичному товарищу.
- Я сам выпрыгнул из окна.
- Самоубийца значит, - старик
вернул мне свой взгляд. Наконец-то, я в нем увидел ожившую скорбь.
- Тогда наступил такой момент
моего существования, когда я опротивел самому себе, и не мог больше смотреть в
глаза близким. Жизнь казалась мне никчемной и бессмысленной, - я пытался
объяснить причину, скрыв ладонью глаза и массажируя пальцами свои брови,
помогая, таким образом, мыслительному процессу.
- Ой, дурак, - Сергей
Владимирович повертел головой, не набирая широкой амплитуды движений.
- Как и все будете грехом великим
страшить? Мучения в аду пророчить? - я убрал руку от лица и засверкал дразнящей улыбкой.
- Это здесь не причем. Дурак,
потому что родителей своих не пожалел. Если бы ты только знал, что значит,
увидеть смерть своего ребенка, - Сергей Владимирович склонил седую голову и,
сняв свою потертую кепку, сдавил в кулаке клочья волос. Теперь скорбь, которая
уже перегорела однажды в его сердце, превратившись в еле тлеющие угольки, вновь
вспыхнула пламенем на несколько секунд. - Адом говоришь, пугаю? Да, я лучше бы
выбрал ад, чем ту боль, которую пережил здесь, на земле. Он забрал у меня
всё... Всё, что я любил, всё, ради чего жил.
- Кто? - не понимая своего седого
напарника-пастуха, переспросил я.
- Бог, - тайным шепотом ответил
старик, а его лицо вновь приняло беспристрастный вид, который не отражает ни
малейшего лучика эмоций.
- Так вы все-таки в него верите?
- У меня нет другого выбора.
Больше мне уже не во что верить. Я их очень люблю, и ради встречи с ними готов
даже простить ему этот спектакль, в котором так много ненужных страданий.
- Что случилось с вашей семьей? -
поинтересовался я. Пока старик окунулся в горестные воспоминания, подготавливая
ответ, я поразмышлял над понятием веры. Ведь, правда, странно устроена жизнь?
Пока ты еще молод, ты не задумываешься над вопросами бытия, ты полон любви, сил
и энергии для того, чтоб создавать свой собственный мир. Но чем ближе ты
приближаешься к звёздным вратам, тем больше ты понимаешь, что нуждаешься в
более глубоком смысле своего существования, более безграничной надежде. Эта
врожденная потребность человеческой души, которая ищет эту надежду на
протяжении тысячелетий.
- Сын с невесткой и внуками
погибли в авиакатастрофе, возвращались с далеких экзотических островов. Решили
отметить день рождение невестки на берегу Тихого океана. Мы с женой не
присоединились к ним только из-за того, что у нее сильно подскочило давление за
несколько дней до полета. Пришлось сдать билеты и остаться дома. Если бы мы
знали, что их смерть неотвратима, то никогда бы не сдали эти чертовы билеты.
Лучше уж вместе с ними...
- А что с вашей женой?
- Она смогла пережить смерть сына
всего лишь на три месяца. Затем - инсульт...
- Да уж, - вздохнул я, выражая
свое соболезнование. В принципе, каждый день в мире умирает порядка ста
пятидесяти тысяч человек, и это лишь сухая статистика для нас, пока в эту цифру
не попадают близкие нам люди. В одной из
своих гениальных песен Виктор Цой пел:
Завтра кто-то
утром в постели
Поймет, что болен
неизлечимо,
Кто-то, выйдя из
дома, попадет под машину.
Завтра где-то в
одной из больниц
Дрогнет рука
молодого хирурга,
Кто-то в лесу
нарвется на мину.
Следи за собой,
будь осторожен!
Следи за собой!
Ночью над нами
пролетел самолет,
Завтра он упадет
в океан,
Погибнут все
пассажиры.
Завтра где-то,
кто знает где?
Война, эпидемия,
снежный буран,
Космоса черные
дыры...
Следи за собой,
будь осторожен!
Следи за собой!
Интересно, что Витя имел в виду, советуя нам, следить за
собой?
- Ты знаешь, - продолжил Сергей
Владимирович, - она меня очень любила, но сына она любила гораздо сильнее.
Каждый день после проклятой авиакатастрофы она вечерами плакала, и эти слезы
были для моего, и без того измученного,
сознания соляной кислотой. - Он сделал небольшую паузу, с укором
посмотрел на меня и добавил: - А ты, дурак, хотел такую жизнь устроить своей
маме. Хотя, наверное, она и так пролила не мало слез, пока твоя безмозглая
башка заживала на больничной койке.
- Ведь, все равно смерть
неизбежна. В вашем случае, сын погиб не по конкретно чьей-то вине, и вы
остались одиноким человеком, просто доживающим уже ненужную вам жизнь. В чем
тогда смысл этой самой жизни?
- Не прав ты, дорогой. Смысл он
как раз во всём!
- А конкретнее?
- Смысл в том, чтоб делать себя и
людей счастливыми. И эти два акта неразрывно связаны между собой, ибо если ты
делаешь счастливым ближнего своего, ты и сам будешь счастлив. А если ты
несчастен - то вряд ли сможешь сделать кого-нибудь счастливым. Каждый может
предложить только то, что имеет сам. Ты своими поступками сделал кого-нибудь
счастливым?
Я задумался, ничего не отвечая,
затем шмыгнул носом и сжал скулы, чтобы сдержать слезы, застывшие в глазах. Еще
мгновение, и я уже сомкнул глаза, склонив голову к груди. Мне было больно.
Вновь, совесть начала душить меня. Я размышлял над тем, кого я на самом деле
сделал счастливым. И оказалось, что - никого. Конечно, родители любили меня, и
я входил в понятие их счастья, но это было их заслугой, было актом их воли. Что
же для их счастья делал я своими волевыми поступками? Выпрыгнул из окна?
Осчастливил, конечно! Кого я любил, кроме себя? Полину? Так любил, что спокойно
наблюдал за тем, как над ней издеваются! "Сука!" - сквозь зубы
прошипел я самому себе, и еще сильнее сдавил веки глаз, которые из последних
сил сдерживали слезы, поэтому были полностью промокшими. Мне было ужасно стыдно
за то, каким я был эгоистом. Но приятное чувство постепенно вытесняло боль. Это
чувство было связанно с желанием исправиться и с верой в то, что у меня
получится.
- Ты знаешь, я вспоминаю своего
сына в молодости, когда у него еще не было семьи. Как он равнодушно относился к
чужим детям. Я, даже, представить себе не мог, как он поменяется, когда будет
держать на руках своего ребенка. В тот момент из его глаз лилась музыка, это
была какая-то космическая симфония. Симфония любви, симфония торжества
человеческой души! Я слушал ее не ушами, а каждой клеточкой своего тела. Если
бы меня спросили о самом счастливом моменте в моей жизни, то я бы ответил, что
их было множество, но все они были связаны с моими любимыми людьми. Я уверен,
что ты еще узнаешь эти чувства.
- Надеюсь, - на моём лице
проскользнула почти незаметная улыбка, самыми уголками губ.
- Вот ты думаешь, что я
обреченный старик, которому ничего не остается, кроме как доживать свою
одинокую жизнь? - он посмотрел на меня ожившим взглядом, в котором я в первый
раз за эти три дня наблюдения смог
заметить искру надежды. - Я, просто, человек, - он сказал это слово
такой снисходительной интонацией, как будто этому разумнейшему существу на
нашей планете позволено быть слабым, - которому потребовался отдых. Ты знаешь,
- он часто люби повторять "ты знаешь", - время на самом деле лечит.
Прошло два с половиной года, и я уже не пускаю слезу, когда вспоминаю о своей
любимой семье. Первоначальный гнев на судьбу полностью рассеялся. Скорбь
превратилась в какую-то милую грусть по вечности, той вечности, в которой я
встречусь с ними. Жизнь стала размеренной и наполнилась спокойствием. Но в
последнее время, я все чаще замечаю, что тяга к движению вновь просыпается во
мне. Я начинаю получать удовольствие от совместной сельской работы, например,
когда помогаю твоей бабушке заготавливать на зиму дрова, либо когда ремонтирую
водные насосы соседям по улице, либо когда еду в районный центр на своей
машине, чтобы купить кому-то необходимых лекарств. Я живу, поэтому могу
продолжать делать людей счастливыми.
- Это здорово, - я с восхищением
взглянул на него.
- Ты знаешь, я доволен нашей беседой,
каждый дал друг другу некую пищу для размышления. - Он замолчал, посмотрел
куда-то вдаль на облака, а потом сделал еще одно важное умозаключение. - Надо
жить и получать от этого удовольствие до последней секунды.
- Пока судья не свистнет в
свисток, ознаменовав тем самым завершение матча?
- Хорошая метафора, - улыбнулся
старик. - Представь, что если бы ты был футболистом, и знал, что ты играешь
свою последнюю игру в финале турнира. Как бы ты ее отыграл?
- Выложился бы по полной.
- Ну, а какое бы у тебя было
настроение?
- Я бы получал удовольствие от
каждого мгновения.
- Ты бы хотел поднять кубок над
головою, даже, зная, что ты уже никогда не сыграешь?
- Даже, еще больше, чем, если
была бы возможность реванша.
- Вот так надо и жить. Только при
этом еще не забывать, что в жизни является наибольшим удовольствием.
- Делать близких тебе людей
счастливыми?
- Именно! - одобрительно кивнул
головой Сергей Владимирович.
Я поднялся на ноги довольный тем,
что долгожданная беседа не просто состоялась, а подарила мне столько важных
идей. У меня начиналась новая жизнь, и я хотел сформулировать для себя основные
ценности на самом старте, чтоб впоследствии четко следовать к финишу, соблюдая
эти ценности и не поддаваясь влиянию безумных идей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий