V.
Как вы уже, наверное, догадались,
я не просто из ностальгических чувств рассказал об этом дне, который уместил в
себя и мой марафонский забег, и игру "на слабачка" со стихией. Это
был день, ознаменовавший конец периода моего психического и физического
восстановления до уровня нормального человека, положивший начало иному периоду
в моей жизни. Периоду, в котором целью стало совершенствование всех качеств
личности. Я сделал для себя выводы, в соответствии с которыми мне необходимо
было становиться сильнее. Рано или поздно каждому человеку приходит в голову
вопрос: "Для чего я живу?" Этот вопрос должен быть не просто навеян
наставлениями других, а он должен быть осознан и задан самому себе с душевной
трепетностью, с какою глубоко-верующие люди читают молитвы. К сожалению,
некоторые приходят к такой беседе со своим внутренним голосом, лишь, когда
позади за спиной пылится пройденная дорога. И как мало времени тогда остается
на то, чтобы что-то исправить. Мне же судьба предоставила шанс поставить себе
такой вопрос в юношеском возрасте. Правда, первый вопрос, который я задал себе
в духовной беседе, был: "Почему я решил покончить с жизнью?" Ответ, я
думаю, может дать любой из вас. Он настолько же очевиден, насколько очевиден
тот факт, что солнце встаёт на востоке. Потому что я был слабым. Когда я говорю
слабость, то подразумеваю не только физическое тело, но в первую очередь волю.
Впрочем, не только волей и телом я был слаб, я был слаб даже в любви. Вывод,
который следует за этим умозаключением,
прост - нужно быть сильным. И это абсолютно верный ответ, во всяком
случае, для меня и с моей колокольни. Я не могу номинировать его на
"премию истины", так как это какое-то эфемерное понятие в наше время,
когда все можно подвергнуть логическому опровержению, тем более истину, которая
остается личной загадкой для каждого. Как говорил Конфуций: "в тот день,
когда узнаешь истину, можно спокойно умирать".
Значит, быть сильным, вот к
такому простому положению сводилась вся моя философская концепция, моё новое
мировоззрение, которое я обрел, заново родившись. Но, вновь повторюсь, что не
забывайте о широте этого понятия в моей идеологии. Быть сильным в любви -
значит, делать счастливыми близких тебе людей, быть готовым пожертвовать ради
них, даже, собой. Быть сильным волей - значит, оставаться свободным от страстей
и эмоций, четко следовать законам чистого разума, основным среди которых, в
свою очередь, является закон - быть сильным в любви. Быть сильным знаниями -
значит, изучить информацию, накопленную поколениями, для возможности принятия
определенных решений в общественной жизни. Быть сильным телом - тут, пожалуй, и
без разъяснений можно обойтись.
И я начал следовать своей идее.
Моя любовь стала укрепляться в отношении к бабушке и Сергею Владимировичу,
которым я не то, чтобы не перечил, но и старался помогать им во всём.
Постепенно я увидел, что и к другим жителям нашего села у меня выработалась всепрощающая
терпимость, меня перестали раздражать какие-то необдуманные людские поступки.
Воля закалялась по мере соблюдения четкой дисциплины своих желаний и
устремлений, которые в свою очередь, выразились в ежедневных физических
тренировках. Я начал тренировать свое тело каждый день, не обращая внимания на
то, сколько работы пришлось до этого переделать по хозяйству, какие погодные
условия были на улице и как чувствовали себя мои мышцы. Есть тысячи причин,
которые можно найти, чтобы не следовать своему плану, но в том-то и заключается
тренировка воли, что ты не отвлекаешься ни на одну из них, дабы не сойти с
намеченного пути. Знания же я обогащал, читая книги. У Сергея Владимировича
была огромная библиотека, из которой он лишь жалкую часть книжек взял с собой в
село, но и этого для меня было предостаточно. Я дал себе установку, читать, как
минимум, по одной книге в неделю.
Мои дни были, как братья
близнецы. С раннего утра до четырех часов дня я работал по хозяйству, при этом
следует заметить, что бабушка всегда без особых проблем находила для меня некую
работенку, за что я был ей безмерно благодарен. С четырех до семи я тренировал
тело, выполняя упражнения на все группы мышц. Потом ужинал, и ложился на диван
с книгой. Читал я до тех пор, пока веки глаз произвольно не начинали смыкаться,
и сознание погружалось в крепкий сон. И так – изо дня в день.
При этом следует учесть, что
строгая дисциплина выполнения заданного распорядка дня требовалась, лишь,
первые три месяца. Потом все занятия, как-то незаметно, превратились в
привычку, без которой я уже не мог обходиться. В первую очередь, это было
связано с физическими тренировками. Я почувствовал силу в своем теле, смог
увидеть результаты тренировок, так как рельефность мышц потихоньку начала
проступать. Ведь, начинал я с трех раз подтягивания на турнике и семи раз
отжимания на брусьях, а уже через четыре месяца я подтягивался пятнадцать раз и
отжимался тридцать. Турником мне служила невысокая арка над воротами. Брусья
помог сварить дед Григорий, что жил в самом конце улицы у реки. Становую тягу я
делал при помощи большого полена, к которому прикрутил шурупами две дверные
ручки. Приседал с пластмассовой пятидесятилитровой бочкой на плечах, которую
сперва заполнял, лишь, на треть. Из железной трубы и куска сломанного чугунного
якоря мы с Сергеем Владимировичем смастерили молот, которым я стучал по
стертому скату, вкопанному в землю. В каждом подходе упражнений я делал
максимальное количество раз, так что последнее повторение не дожималось до
конца. Сразу, с непривычки у меня ужасно
болело всё тело. Ноги не сгибались, руки болтались как две свинцовые палки,
живот словно был передавлен серебряными струнами, а расправляя плечи, мне
казалось, что в них сзади вонзают стальные иглы. Так было первый месяц
тренировок, а потом боль ушла. И странный парадокс произошел со мной, я начал
скучать по этой боли, даже, полюбил ее в некотором роде, поэтому раз в неделю я
добавлял полкилограмма веса к каждому упражнению, делая по прежнему
максимальное количество повторений. Со временем я стал чередовать скорость и
амплитуду выполнения упражнений. Один день я все свои подходы делал медленно,
стараясь полностью сгибать и разгибать напрягаемые конечности, следующий день –
очень быстрыми рывками, не разгибая конечности до конца. Данная смена методики
тренировок давала возможность прибавлять силу и мышечную массу, не теряя при
этом скорости.
В таком режиме пролетел год. Нет
смысла здесь более детально расписывать этот жизненный период, так как я уже
упомянул, что распорядок каждого отдельного дня ничем не отличался от любого
другого. Хотя, немного соврал. В зимний период, начиная с ноября и до марта,
работ по хозяйству практически не было, что позволило мне читать не по одной
книжке в неделю, а по три-четыре, кроме того я много беседовал о прочитанном с
Сергеем Владимировичем. Особенно пылкие дискуссии у нас происходили на тему
общественного устройства, о том какие общественные институты - необходимы, а
какие - можно было бы упростить. И Сергей Владимирович придерживался более анархического,
с точки зрения государственного управления, режима. Он считал, что любой
общественный институт, будь то экономический, социальный, духовный,
политический, посягает на свободу личности, заставляет человека придерживаться
определенных правил, которые выгодны управляющим обществом группам лиц. Что это
за правила, я думаю, вы уже поняли: платить налоги, регистрировать брак,
вставать на военный учет, походить медосмотр, вести трудовую книжку и тому
подобное. Всё то, что делает вас полноценным винтиком системы. Винтиком,
который имеет свой код и набор определенных параметров. Сергей Владимирович
считал, что государственный контроль должен быть сведен к минимуму, что он не
эффективен. Я же придерживался противоположной точки зрения. Без контроля не возможно
существование системы, а общество – это система, соответственно, чем более оно
контролируется, тем стабильнее его развитие. Но это при условии качественного
уровня контроля. Что же делать в том случае, когда контроль не качественный,
когда контроль осуществляется не с целью развития общества, а с целью получения
благ отдельными его управленцами. Вот тогда результаты деятельности
общественных институтов могут искажаться, как в принципе и происходит в нашей с
вами действительности. И мы уже замечаем, что определенный институт, который,
казалось бы, должен защищать права каждого члена общества, начинает защищать
права избранных, а права остальных не то чтобы защищать, но и вовсе уничижать.
Что делать тогда? Об этих беседах я упомянул неспроста, так как в будущем
именно их опыт помог мне в принятии одного важнейшего решения, которое повлияло
и на мою судьбу, и на судьбу этих записок.
Я пробыл в селе почти полтора
года, за которые не только смог полностью восстановить свою психику, но и
сделать ее уравновешенной. Кроме того, я набрал дополнительные пятнадцать килограмм
веса, которые пошли не в складки живота, свисающего над поясом брюк, а в
расширившиеся плечи и мускулатуру. К концу моего затянувшегося деревенского
отпуска я мог подтягиваться тех же пятнадцать раз, только делал это с
двадцатикилограммовым утяжелением. В огромный походный рюкзак деда из
противогнилостного брезента я засовывал мешок с сахаром, с ним и выполнял
упражнения на турнике и брусьях. Я прочитал кроме различных философских и
социально-общественных книг, массу классической художественной литературы.
Интуитивно я понимал, что моё развитие подошло к той черте, после которой разум начинает осознавать, что развитие ради самого развития есть лишь глупый самообман, что мне нужна цель, оправдывающая мое существование. И я получил такую цель в один из августовских вечеров.
Комментариев нет:
Отправить комментарий